Практика анализа. Рассказ Д. Бакина «Оружие» (задание 2021-2022 г.)

tasks-litr-11-tur1-final-21-22

Тема рассказа Дмитрия Бакина — «человек и война». Перед нами военная проза в не совсем  привычном понимании. Обобщённость не сводит происходящее к аллегории, притче или сказке, так как изображение поведения героя последовательно и конкретно. Критики сближают прозу Д. Бакина с экзистенциальной прозой А. Камю, А. Платонова, Э. Хэмингуэя.  Экзистенциальная проза всегда ставит вопрос: в чём смысл человеческого существования? Поэтому конфликт имеет философский характер, проблематика отличается бытийной обнажённостью, но повествование не теряет реалистичности.

В рассказе «Оружие» человек живёт на окраине леса в старинном родовом доме с просторной террасой.  Он один в доме и один в целом мире. За его плечами богатый опыт войны. Он находится в ожидании вражеской атаки, в ситуации на границе между жизнью и смертью.

Национальная, культурная, социальная, историческая конкретность изображаемого отсутствует. Отсутствуют имена. Для обозначения враждующих сторон автор использует местоимения «он/они». Главный интерес писателя состоит в исследовании мыслей, действий человека в последние часы, минуты его жизни, т.е. состояния сознания в экзистенциальной ситуации — на границе между жизнью и смертью.

В прозе о Великой Отечественной войне, в книгах Быкова, Бондарева, Полевого, Адамовича, Некрасова, Астафьева, Гроссмана мы встречались со множеством примеров изображения поведения человека в предельной ситуации, как героических, так негероических. В произведениях этих писателей мерой Человека становится человеческое достоинство и способность думать о других в последние мгновения жизни.  Эти последние мгновения обнажают нравственное ядро личности, высшие ценности, которыми руководствовался человек в своей жизни.

В военной прозе последних десятилетий XX века – начала XXI века, посвященной событиям необъявленных, локальных войн в Афганистане, Грузии, Чечне и др. сложилась гораздо более сложная картина изображаемого. Рассказ «Оружие» Д. Бакина, написанный в 1996 году, примыкает по духу к произведениям А. Бабченко «Алхан-Юрт», А. Карасева «Чеченские рассказы», Г. Садулаева «Шалинский рейд», В. Маканина «Асан».

 Сюжет рассказа «Оружие» вполне может отражать реалии любой современной войны в Украине, Боснии, Македонии и т.д. Политологи для характеристики войн конца XX века – начала XXI века используют понятия «необъявленные», «локальные», «гибридные»… О природе и следствиях этих войн размышляет автор.

Поскольку любые события всегда происходят где-то и когда-то , в эпическом произведении всегда очень важен хронотоп. В рассказе Бакина особенность художественного времени-пространства состоит в том, что действие разворачивается в родном доме. Родовой Дом… с камином и террасой становится пространством Войны. Дом хранит книги, картины, репродукции, фотографии, которые герой сжигает в самом начале рассказа.

 Почему герой «первым делом» сжигает их? «Первым делом он сжёг все книги, картины, репродукции и фотографии, полагая, что они могут сбить с толку, попадаясь на глаза, или могут просто мешать, когда дело дойдёт до осады». На  то, чтобы сжечь их уходят почти целые сутки. Герой сжигает их не потому, что не хочет отдавать врагу нечто дорогое для себя, а потому что «они могут просто мешать», мешать совершать военные действия. Из первого предложения и абзаца рассказа видно, что картины, книги, репродукции и фотографии для действующего лица просто предметы, а не семейные реликвии, хранящие тепло семейных традиций и родовой памяти. Соответственно перед нами герой, лишённый родовой памяти, Иван Безродный.

Автор даёт нам портрет персонажа в этот драматический момент, и он страшен, так как не испытывает сокрушительных эмоций при виде поглощения пламенем того, в чём запечатлелась жизнь его семьи, рода, родины. «Он недвижно стоял перед камином в длинном коричневом халате и дырявых тапочках и думал о том, что у него мало времени, мало времени, и смотрел, как огонь давится кожаными переплётами старинных фолиантов, точно собака, которая не может проглотить забитую в глотку кость».

Этот человек, родства не помнящий, сокрушается лишь о том, что они долго горят. Внешне он напоминает нам какого-то безумного алхимика, падшего ангела («он свалился в кресло без сил и почувствовал, что упал с немыслимой высоты, как если бы бог упал на землю»). В его глазах горящие «кожаные переплёты старинных фолиантов» не имеют ценности и напоминают «кость в глотке собаки». А не поддающиеся огню дольше всего золотые рамы вспыхивают «под его неистовым взглядом». Что могло случиться с этим человеком?

Теперь важно обратить внимание на то, как течёт художественное время. «На это ушёл весь день, но не потому что их было много, а потому, что они медленно горели». Время течёт неестественно. При естественном порядке вещей всё бывает наоборот: огонь быстро поглощает дорогие сердцу письма, вещи.  Предметов немного, но они горят долго, а персонаж твердит в отчаянии , «что у него мало времени, мало времени».

Объективно действие рассказа разворачивается в пределах примерно двух суток. Дом всегда есть средоточие жизни нескольких поколений. Поколения одной семьи вписываются в историю народа, страны. Очевидно, герой рассказа «Оружие» не вписан в историческое время жизни народа.  Время имеет субъективный, точечно-замкнутый характер. Это прерывистое настоящее, пунктирное «сейчас», в котором вязнет герой. Он падает в отдельные временные промежутки как в глубокие пропасти, при этом субъективно ощущая нехватку времени.

Постепенно становится понятно, что психика героя деформирована. Он не способен объективно оценить суточное течение времени, не замечает ни утра, ни вечера, ни наступившей грозы. Его психика работает в режиме цейтнота. Таким образом, хронотоп рассказа (Дом, в котором человек, родившийся в нём, но уже не связанный с ним ни памятью, ни любовью, готовится к последней обороне перед лицом страшного бесчеловечного врага, потерявшись во времени и находясь в состоянии невероятного психологического напряжения) создаёт образа человека, объятого смертельным страхом, сознание которого потеряло здоровую целостность.

В чём же причина? Вероятно, участие в военных действиях имело необратимые последствия для человека, его психики, сознания. Возможно, вернувшись с войны, герой мысленно продолжает её в родном доме. С кем и за что воюет герой?

В сюжете рассказа образ врага так и не появляется. И композиционно рассказ строится так, что разрешения конфликта, последовательно нарастающего напряжения не происходит. Пространственное движение героя внутри дома, затем на террасе, затем на некоторое время вне дома, завершается окончательно в дальней комнате, где герой много лет назад родился. Такое движение определяет внутренний, замкнутый характер конфликта. Возвращение человека в точку, из которой началось его земное бытие, совершенно опустошённым, страшнее физической смерти. Это смерть Души, смерть человеческого в человеке.

Автор бесстрашно заглядывает в бездны сознания человека без души. И в этом он следует традиции изображения мертвых душ в русской и зарубежной литературе. Но если Гоголь, возможно, имел в виду в большей степени нравственные искажения, то здесь речь идёт о более глубокой стадии разрушения человеческой личности. Насколько герой объят животным страхом за свою жизнь, настолько бесстрашен автор в исследовании травмированной психологии жертвы локальной, необъявленной или гибридной войны.

Какие художественные средства выбирает автор для исследования внутреннего мира такого героя? Какие формы психологизма использует для анализа его сознания и поведения? По мнению литературоведов, существуют закрытые и открытые формы психологизма (таблица прилагается).

Мысли, чувства, телесные и эмоциональные реакции изображаются изнутри. Звучит внутренняя речь персонажа, передаваемая через приёмы косвенной речи, прямой и несобственно прямой речи. Повествовательные формулы часто повторяются: «он подумал», «он сказал», «он понял», «он почувствовал». Последовательность мыслей и действий противоречивы, характеризуются крайней степенью напряжения.  Это выражено часто повторяющимися конструкциями «он подумал» — «он постарался не думать об этом».

В косвенную речь, нарушая синтаксическую и смысловую структуру текста, проникают элементы несобственно прямой речи. Несобственно прямая речь – это приём, где речь персонажа, содержание его сознания передаются не от лица персонажа, и границы речи автора и персонажа стираются. Вернемся к примеру из начала рассказа, выделим курсивом несобственно прямую речь. «Он недвижно стоял перед камином в длинном коричневом халате и дырявых тапочках и думал о том, что у него мало времени, мало времени, и смотрел, как огонь давится кожаными переплётами старинных фолиантов, точно собака, которая не может проглотить забитую в глотку кость» (здесь и далее курсивом выделена несобственно прямая речь). Эти небольшие включения несобственно прямой речи («мало времени, мало времени» и сравнение огня с собакой, «которая не может проглотить забитую в глотку кость») в косвенную речь передают подлинные мотивы его действий, их судорожность, агрессивность и бесчувственность.

Другой пример: «И тогда он подумал о террасе, которая выходила в лес. В глубине сознания он твёрдо знал, что они придут из леса и сначала попробуют захватить просторную террасу. Теперь он понял, что знал это всегда и родился слепым, немым, глухим, но твёрдо зная, что они придут из леса и сначала попробуют захватить просторную террасу». Повторения и кружения фраз вносят в текст особенности речи героя, заключающейся в алогизме при внешней логичности. Повторения являются выражением фобий, навязчивых идей. Включения несобственно прямой речи в авторскую речь или косвенную речь каждый раз обманывают читательские ожидания по поводу тех или иных мотивов или поступков персонажа. Они создают ценностную дистанцию между автором и героем, при том, что по другим признакам речь автора и персонажа мало чем отличаются друг о друга.

 Речь персонажа, как и автора, точна, суха, логична, содержит большое количество военной лексики, отражает детальное знание техники боя. Автор нигде напрямую не выражает своего отношения к герою. Сознание героя постоянно находится в состоянии просчитывания боевых или оборонительных возможностей, тактических вариантов обороны. Каждую секунду занято расчётом продления собственной жизни еще на день, час, минуту. У героя нет чувств, а есть только интеллект, лихорадочно работающий в боевом режиме. И в этом становится подобным машине.

Характер повествования становится главным средством художественной выразительности в рассказе «Оружие». Мы наблюдаем уникальный случай, когда обилие внутренней речи в её различных формах вовсе не передаёт индивидуальности героя. Напротив, каждый раз обнажает её отсутствие.  Например, с помощью абсолютно безличной несобственно прямой речи, как будто списанной со страниц учебника «Основы тактики ведения боя», передаётся процесс установки пулемётов на террасе: «Таким образом он противопоставит клину противника конус пулемётного огня из двух точек, т.е. клин в клин. Но если внешние стороны клина пулемётного огня работают, то внутри клин полый. И тогда он просчитал в шагах расстояние от одного станкового пулемёта до другого, высчитал радиус разворота стволов и высчитал расстояние до точки, где пулемётные очереди пересекутся, образуя конус. И тогда он взял топор, сошёл с террасы на землю и прошагал высчитанное в шагах расстояние до точки и сделал крупную зарубку на стволе дерева – и это была точка, где пулемётные очереди пересекутся. При проходе клина противника в непростреливаемое станковыми пулемётами пространство полого конуса оба пулемёта теряют значение, и он будет вынужден отступить в комнату перед террасой, за ручной пулемёт с разрывными пулями, и стрелять через двери, ведущие на террасу поверх парапета». Такой поток сознания человека, защищающего родной дом, производит удручающее эмоциональное впечатление. Важно заметить то, что речь автора и речь героя одинаково лишены субъективности и строятся как алгоритм-инструкция по применению военной техники, тем самым сливаясь в один поток.

 Новизна повествовательной стратегии Д. Бакина состоит в противоречии применения привычных классических форм психологического анализа к роботизированному поведению человека. Сложные сочетания авторской речи, прямой, косвенной, несобственно прямой речи героя становятся набором бесполезных оптических призм, через которые так и не удаётся различить индивидуальность, человечность персонажа.

В сознании героя искажается привычное соотношение большого и малого. В ходе повествования наблюдается возрастающая и нисходящая градации: увеличение страха, опасности и умаление своего существования, доходящее до энтропии. «И тогда он подумал: они могут поднять самолёты, которые уничтожат его, и уничтожат всё, что не являлось им, на тысячи миль вокруг. Но он сказал: нет, они не двинут на меня танки и не поднимут самолёты. Это всё равно что снаряжённый для атомной войны корабль выпустить в море, чтобы он разрезал лопастями одну медузу». «Пушки, танки, самоходки» превращаются в самолёты и атомные корабли. Герой чувствует себя одиночкой, на которого ополчился весь мир. Он уподобляет себя малым величинам: медузе, черепахе, бабочке, вещи, — таков его экзистенциальный выбор. Он готов не пить, не есть, не спать, не дышать ради сохранения жизни.

Любопытно, что для оформления прямой речи персонажа автор изменяет графику, используя двоеточие без кавычек, например: «Он сказал: нет, они не двинут на меня танки…». Так подчёркивается отсутствие субъектности в нём.

Надевание военной формы, проверка засовов, установка пулемётов на террасе, изготовление зарубки на дереве, рисование стрелок к отступлению, — все эти действия настолько скрупулёзны, изощрённо прагматичны, что в сочетании с повторяющимися, подобно пластинке, мыслями, создают впечатление механизма, отрабатывающего нужную программу. Персонаж лишает себя воды, питья, сна, в страхе быть отравленным или убитым во сне. Он готов сократить дыхание, чтобы замедлить последние дни и часы своей жизни. У читателя логично возникает вопрос: зачем такому существу жизнь? Не безумие ли это?

Алогизм рождается из логики и техники войны. А. Бабченко в романе «Алхан-Юрт» пишет о герое: «Человек в нем умер. Скончался вместе с надеждой в Назрани. И родился солдат. Хороший солдат – пустой и бездумный, с холодом внутри и ненавистью на весь мир. Без прошлого и будущего».  И это в полной мере может быть отнесено к персонажу Д. Бакина.

И наконец, в предпоследнем абзаце рассказа «Оружие» мы получаем возможность увидеть проснувшиеся чувства героя. «Он ещё раз прошёл по комнатам, проверил пулемёты, и поцеловал ствол каждого, и поцеловал нож, который носил при себе и лезвие которого звенело, как хрусталь». Нечто, напоминающее любовь, эстетические переживания («лезвие звенело как хрусталь») направлено к оружию и является явной психической паталогией.

Д. Бакин показывает нам глубокую деформацию человеческого существа. Он лишен чувств, памяти, любви, какой-либо связи с окружающим миром. Его сознание подобно сознанию мелкого загнанного животного или, что точнее, полуробота, суперсолдата. Неизбывный животный страх руководит его действиями, а ум и руки работают точно, автоматически. Чувствовать симпатию, родство такое существо может только к неодушевленному предмету, оружию. Он не задаётся вопросами о смысле своих действий, своей жизни.

Заголовок рассказа Д. Бакина символичен. В современном мире, равновесие которого часто висит на волоске, главным оружием становятся не танки, самолёты, корабли и др., а сознание людей. Оружием становится сознание, порабощённое идеей войны, запрограммированное на войну. При этом существо, заражённое этим вирусом, может иметь все внешние признаки обычного, нормального человека — интеллект, практический смысл, образованность, специфические умения и навыки. Отсутствие человеческих эмоций, сердечных привязанностей, совести, на первый взгляд, на взгляд многих обычных людей, может не представлять собой цивилизационной опасности, антропологической катастрофы. Но с точки зрения Д. Бакина, именно такую антропологическую катастрофу проживает человечество сейчас.  Страшно то, что способность людей различать настоящую опасность для их цивилизации притупилась, ослабла.  Такова, на наш взгляд, идея рассказа «Оружие».

Автор Д. Бакин, исследуя поведение героя в пограничной ситуации между жизнью и смертью, печально констатирует неактуальность экзистенциальной проблематики для своего героя, но для автора и читателя она актуальна. Герой, как это свойственно экзистенциальной прозе, не ищет освобождения от лжи и тяжести мира, а безропотно становится её органичной частицей, атомом, включённым в общую энтропию системы. Тем, что автор открыто не противопоставляет персонажа и себя, часто сливая своё сознание с сознанием героя, говорит о всеобщности явления. Персонаж добровольно отказался от памяти, эмоций, и даже, как видим, вполне готов отказаться от основных функций собственно человеческой физиологии: дыхания, питья, еды, сна. Ради чего? Ради биологического выживания? Биологического ли? Увы нет, ради продления механической работы военной машины, в которую он превратился по чьей-то злой воле. Не говорит ли Д. Бакин о том, что потеря человеческой идентичности ближе, чем нам может показаться?